***
Да, ты все та же, и рідна,
и мати, но хата с краю
у седоков раздолбанного трамвая,
без маршрута и остановок, —
от яра к яру.
Эй, водила, поддай-ка пылу
и жару!
От «Минутки» и звона мечей,
где кресты подсели на иглы
мечетей
до подвалов, где тухлую воду
пьют старухи и дети.
Будут долго еще поливать
и дожди, и грады
по свободе, янтарному полю,
блакитному небу.
По рукам, что роняют горбушку
горелого хлеба.
По гитарам нашим, по горлу
с застрявшею песней.
По равнинам, по Дону,
где были с тобою вместе.
Оглушительно так, Украина
моя, что не слышно.
Ослепительно так, что, Россия
моя, и не знаю,
от какого ада трамвайчик,
к какому раю?
Лишь разлука и дым,
и рельсов столбняк, и воронки,
стук колесный и ржание
брошенного жеребенка,
хохот, гам при паденье
подстреленной птицы,
и ни капли дождя
в оставленной нами кринице.
Вот по-платоновски режут
колбаску на крышке родной
домовины.
И всё та же тряска, трусца,
и трясина в прокуренных лицах.
И ряска в глазах, которыми
зырят в затылок брату.
До предсмертного окрика,
отповеди и расплаты.
В том трамвае тепло
от зловонных ртов
и гражданского пота.
Не везет, что везет, но везет,
что ползет в оголтелое тело
болота.
Там ни снов голубиных, ни губ,
ни стихов, — циферблаты отсчета.
Мы умираем, а значит,
у них еще будет работа.
Будут звонницы, хоры с небес,
и Успенье,
Богородицы нашей с тобой
золотое терпенье...
***
Бог не умер, бог с тобою
не дойдя до середины
ступни жжет на диком поле,
жниву пеплом замело.
Что ж ты плачешь у дороги,
откажись от Украины,
от того, чем жило сердце
и прозрачно и светло.
Позабудь ее наречье,
под рубахою иконку,
что надели наудачу в доме
деда и отца.
Заступись за нас, Мария,
пока прыгаем в воронку,
от картечи и предтечи, —
чтобы свечи у лица,
чтоб еще просторы
эти охранял прибой акаций,
крест развилки, дым и поле,
сладкий привкус табака.
Остаюсь и тих, и грешен,
и свободен, как Гораций,
выбирать свою планиду
без советов дурака.»
Анатолій ГОЛОВКОВ
